СЕМЬ ИСКУССТВ

Высокое Возрождение оставило после себя пул художественных шедевров и совершенный разнос в головах. Человек перестал творить, преображать, ему стало гораздо важнее как можно изысканней, а то и веселее изобразить тело. Это привело к катастрофе…

[Дебют] Александр Моцар

ДВЕ НОВЕЛЛЫ: БОТТИЧЕЛЛИ И ГОГЕН

Боттичелли «Мистическое Рождество»

В 1500 году Александр Боттичелли закончил свою самую странную, загадочную картину. Морально разгромленный пятидесятишестилетний художник вывел на верхнем поле следующую надпись:

«Она была написана в конце 1500 года во время беспорядков в Италии, мною, Александром, в половине того периода, в начале которого исполнилась глава IX святого Иоанна и второе откровение Апокалипсиса, когда Сатана царствовал на земле три с половиной года. По миновании этого срока дьявол снова будет закован, и мы увидим низвергнутым, как на этой картине».

Надпись была сделана на греческом языке, т.е. на языке золотой Византии, на языке колоссальных мистических прорывов. Об этом всём стоит поговорить.

— Если не трудно, напомните, о чём говорится в главе IX Апокалипсиса?

— Это время пятого и шестого ангелов Откровения.

— Значит время саранчи. Действительно, странно всё это. Историческая парадигма времени Боттичелли сложна политически, но не уникальна. Бесконечные войны, заговоры, дворцовые перевороты не были тогда явлениями исключительными. Людей не пугал вид крови. Аутодафе, охота на ведьм давно превратились в часть городской культуры и служили скорее назидательным развлечением, не отвлекающим от повседневности. Даже такие экзотические фигуры как Александр VI Борджиа — убеждённый убийца и половой психопат, не сильно смущали народ, переживший эпоху порнократии и дальнейшие скандальные понтификаты, такие, как Сикст IV, Иннокентий VIII и далее. Так что в эту среду запускать саранчу это всё одно, что сейчас грозить возмездием людям, увлечёнными сериалами.

—  Вы справедливо перечислили те ужасные реалии, которые затрагивали современное им общество, но пропустили один очень важный момент, самый страшный, а именно — реакцию социума на перечисленное. Итак, здесь человек проходит мимо или ковыряется в носу при виде повседневного трупа.

— Ну и что?

— Ничего. Самое время поговорить о самой картине. Перед нами Рождество, поклонение волхвов. Тема для Боттичелли не новая. Насколько я знаю, данный библейский сюжет художник воссоздавал восемь раз. В толковании мастера эти события всегда происходят в полуразрушенных зданиях — символ Ветхого Завета здесь очевиден. В рассматриваемом нами варианте навес пещеры не разрушен. Всё просто, но крепко. Странная пляска, напоминающая хоровод, попрание чертей ангелами. Также ангелы на крыше постройки в красной, белой и зелёной одеждах, олицетворяющих истину, благодать и справедливость, т.е. три основные направления проповедей Савонаролы — духовного наставника Боттичелли. И далее многочисленные детали — падающие короны, пальмовые ветви. Всё это мифопоэтическое сознание человека того времени, который жил в невероятно насыщенном семиотическом мире. В мире едва уловимых фрагментов, которые, по Аби Варбургу, могут дешифровать даже самые потаённые мысли автора. Посмотрите на сходящиеся-расходящиеся детали постройки, в которой находится Святое Семейство, грот, кроны деревьев, золотое овальное небо. Всё это образует видимый контур песочных часов — символ смерти и обновления времени. Но при этом все фигуры в той или иной степени устремлены вверх, показывая тем самым нарушение самого принципа падающего времени. Здесь только демоны уходят в землю, бессмысленно, как вода в песок, как секунды в небытие. Здесь можно вспомнить клятву Ангела в Апокалипсисе «Времени больше не будет».

— Действительно, но причём здесь мистика? Это аллегорическое действие.

— В том, что новое рождение Спасителя произойдёт в период Завета Нового. Но Вы правы, название картины не очень удачное. Реплику «Мистическое Рождество» оставил этой работе Джон Рёскин. Наверное, для XIX века такая простота и непосредственность простительна. Рёскин и курируемые им прерафаэлиты, копируя внешне содержание, так к сожалению и не приблизились к пониманию тех переживаний, которые были у Сандро Боттичелли в 1501 году. А именно, казнь Савонаролы и апофеоз Борджиа не могли не навести художника на мысль, что всё это будет иметь самые трагические последствия.

— Вы имеете ввиду движение Реформации?

— Именно это я и имею ввиду. Реформация — это непосредственная реакция на Ренессанс. Через 16 лет мир вспыхнет. Боттичелли, как человек безусловно мистически одарённый, мог предчувствовать это будущее. Такие революционные потоки не рождаются единовременно, это многолетние настроения общества. И если задуматься и посмотреть на последствия этого движения, то можно рассмотреть печальные синдромы не только XXI века, в котором мы живём, но и кривые пути последующих времён.

— Но Боттичелли ставит конкретные сроки, когда будет связан дьявол.

— Это апокалипсическая криптография ранних времён христианства, перенесённая в XVI век. Хотя эти три с половиной года очень любопытны. Дело в том, что в это предсказанное время Борджиа самоотравится. Если не считать этот факт случайным совпадением, то можно разглядеть в Сандро Боттичелли более глубокую фигуру чем художник на ставке.

— Лучше оставить этот сомнительный факт случаю и всё-таки подвести хоть какие-то итоги.

— Замечательно. Рассматриваемую картину можно назвать «Поражением Ренессанса». Взрыв, движение, которое декларировало прежде всего гуманизм, обращение к человеку, привело к печальным итогам. Здесь стоит вспомнить спор между паламитами и варламитами в конце 1330-х годов, в ходе которого на Запад ушла идея гуманизма, способного преобразить человека. Именно в этом периоде и стоит искать истоки Ренессанса. Итог подвёл Боттичелли.

Высокое Возрождение оставило после себя пул художественных шедевров и совершенный разнос в головах. Человек перестал творить, преображать, ему стало гораздо важнее как можно изысканней, а то и веселее изобразить тело. Это привело к катастрофе, вспомните «Мадонну с длинной шеей» Пармиджанино и вообще весь ужасный, кривляющийся маньеризм. Ответственность за это состоянии чувствовал и сам Боттичелли, поэтому и сжигал свои полотна на кострах Савонаролы. Но где-то он понимал, что Возрождение возможно на собственном пепелище.

Боттичелли не был забыт, как это утверждают многие современные искусствоведы, его помнили хотя бы по каталогу Вазари и по литературе Леонардо да Винчи. Он долгое время не был востребован. Но что такое время в сравнении с подобными прорывами?

Гоген. «Великий Будда»

Тяжёлый альбом с репродукциями Поля Гогена. Листая, рассматривая глянцевые картины и их фрагменты, ты нечаянно порезала палец о страницу. Капля крови тяжело падает на сумрак гогеновской палитры. Ты говоришь, не отвлекаясь от изображения: «Где здесь Будда? Женщины у подножья идола, за ним Тайная вечеря. Если Гоген хотел сказать о синкретическом варианте христианства у туземцев, то получилось у него это наивно и прямолинейно. И название. Какое неудачное название этой картины». Вечер. Первые звёзды в чертежах зодиака.

— Название точное, — отвечаю я. — Интересно, что те люди, которые так обозначили это плотно, сами того не понимая, дали один из ключей к дешифровке этой сложной сцены, к осмыслению драматургии изображения. Итак, если я не ошибаюсь, картину так назвал Сергей Щукин, увидев её в галерее Амбруаза Воллара — первого владелица полотна и одного из самых влиятельных игроков на арт-рынке того времени. Воллар согласился с названием и оставил его в каталоге работ Гогена. Далее, Иван Абрамович Морозов, покупатель «Будды», также принимает название этой работы. Как мы знаем, все трое имели неплохое образование и тем не менее сошлись на том, что на полотне изображён именно Будда. На первый взгляд очевидный провал. Но если мы заглянем глубже в эпоху, то поймём, что абсолютное знание буддийской эклектики и иконографии для того времени не были навязчивой обязанностью. Этот пробел говорит о том, что даже образованные люди того времени не понимали, что такое Полинезия и рассматривали этот регион в общем контексте представлений о восточной экзотике. Для них весь путанный, сложный теологический пантеон этой цивилизации обозначен одним культовым восточным маркером — Буддой. Это европейская норма того времени. Здесь следует знать, что сам Гоген, когда отправился в путешествие, был уверен, что попадёт в некий Эдем, где кокосы и бананы, где женщины и попугаи, где простота отношений вернут человеку потерянный рай. Как мы знаем, всё оказалось намного сложнее и интересней. Итак, реалии Французской Полинезии не были тогда широко известны европейцам и потому быт коренного первобытного народа воспринимался большинством как благородная простота говорящих животных. В этот пёстрый зоопарк и отправился Гоген за райской отзывчивостью.

— Но Гоген начинал как профессиональный моряк, к тому же детство провёл в Перу, наверное, он понимал, что действительность Таити отличается от эффектной картинки в журнале.

— И тем не менее известно, что одним из побудителей этой поездки был рекламный буклет с картинками, а также бездарный бульварный роман «Свадьба Лури», в котором расписывались экзотические прелести региона. Я полагаю, что картина Гогена «Когда свадьба?» это иронический намёк на свою первоначальную наивность. Как я уже сказал, действительность оказалась намного интересней. Здесь Поль Гоген, углубившись в местную эклектику, столкнулся с некромантическими жестокими культами первобытного общества. Он как человек любопытный понял, что имеет дело с чем-то необычным, запредельным. Дело в том, что быт первочеловека очень рационалистичен, это общество всегда находится на грани выживания и их рационализм — суть железная норма бытового экстрима. В таких условиях понятие культуры кажется неестественным, но тем не менее культура здесь существует, если культурой можно назвать ритуал. Причём ритуал, который работает, помогает существовать, приносит добычу, меняет погоду, исцеляет, убивает. Известно, что его таитянская жена Техамана разговаривала с призраками и демонами дрожа от страха, и Гоген понимал, что это не спектакль. Это древня магия, момент грехопадения человека. Здесь бог — это чудовище, здесь мир — это поле битвы, здесь война — это геноцид. Поняв это, можно вернутся к картине.

— Да, пожалуйста.

— Обрати внимание, Тайная вечеря здесь изображена в момент предательства, лучше сказать отступничества Иуды Искариота. Он стоит перед Иисусом в пол оборота, в первом шаге ухода. Драматический момент. В этом движении его фигура буквально сливается и оттенками палитры, и физическим касанием с фигурой лунной богини Хины — знаковым персонажем Таитянской мифологии. Стоит знать, что эта богиня тоже символ неверности, предательства. Итак, в момент предательства Иуды у него за спиной языческий идол в бесстрастном величии. Можно сказать, что этот переход от христианства во тьму первобытного культа чётко зафиксировал Гоген.

— Ты полагаешь, это он о себе? Но Гоген был и остался христианином. Не человеком из христианской страны, но именно христианином, даже несмотря на своё запредельное поведение.

— Мне кажется, это личные переживания, которые появились из общих наблюдений художника за тем миром, в котором он оказался, и далее проецирование своих выводов на всё человеческое. Низовое язычество практикующие магию — это всегда торговля. Жертва, включая личную свободу, приносится в обмен на что-то. Здесь нет религиозного созерцания и высокой жертвенности, здесь товар — деньги — товар и страх перед продавцом. Именно такой оптикой восприняли христианство коренные таитяне. Они видели, что их культовые персонажи дают им гораздо меньше, чем религия белых «европейских» богов. Таким образом, принятие христианства у первобытных носило утилитарный характер. Но очень скоро они убедились, что дары распятому Богу не дают ожидаемых, конкретных благ.

— Но христианство контактировало с первобытным язычеством всегда, и этика каменного века для Европы была не новостью.

— Да, всегда, но эти знания всегда оставались внутрикорпоративным опытом. Широкой публике они были доступны, но малоинтересны. Здесь стоит вспомнить Щукина, Воллара и Морозова. Они увидели в идоле Будду. Это очень важно. Итак, в конце XIX века для большинства европейцев всё то, что не было в их цивилизационной норме, всё еще воспринималось как зоопарк, приключенческая литература. Реальность, в которой аборигены дают белым за мушкет татуированные отрубленные головы мокомокаи, где норма — это гостеприимная проституция, а экзотические танцы и человеческие жертвоприношения — это всего лишь форма культурного досуга. Но одновременно, в этот же момент интерес к первобытном культурам начинает круто менять культуру Европы. Это произошло внезапно, вспышкой. Осмысление символов палеолита и неолита дало толчок к тому, что можно назвать современным искусством. Здесь, на этой картине символист Гоген показывает этот уход от традиционного сюжета живописи к формам первобытной эстетики и ассоциирует этот уход с иудиным предательством. Палитра картины — лунный тропический сумрак, тяжёлое молчание всех персонажей, шаги уходящего от Учителя апостола. Гоген знал, что в жертву новым богам нужно будет принести всё.

Поля Гогена часто называют первым художником XX века. Века, дважды перечеркнувшим цивилизацию. Века, в котором люди-чудовища будут объявлены богами, где мир превратится в поле боя, а война обернётся геноцидом. Так первобытная этика и эстетика вспыхнет в сознании человечества древним жертвенным пламенем. В один момент человечество вернётся к своему пугающему началу. Круг замкнётся. Теперь это движение — давящее «колесо закона» — можно будет осмыслить. Чем тебе не великий Будда.

В 1899 году, картина была закончена. Гогену ещё оставалось несколько лет жизни. Художник прекрасно понимал, что вместо земного рая он попал в другую точку отсчёта. Его палитра меняется, и вместо ярких переживаний первых лет полотна заполняются малярийными, удушливыми туманами с нечёткими контурами и перспективами.

Там, за океаном, в Париже уже появились те новые агрессивные художники, которые по-своему поймут его послания. Авангард начнёт демонтаж привычного художественного сознания человека, вовлекая зрителей в соучастие, в сотворение этого нового, дикого искусства, в синтетический спектакль, в ритуал. Здесь мир начнёт новый отсчёт.

— Посмотри, все таитяне на картинах Гогена молчат. Они как будто замолкают в его присутствии. Это всегда прерванный разговор и подозрительный, потусторонний взгляд в сторону чужака, мимо него. Вот, они обсуждали что-то важное, сакральное и были прерваны. Значимая тишина. Взгляд из другого мира.

Вечер. Разговор. Луна в проёме окна.

25.01.2021 Буча